можно подумать, что род человеческий очень заботится о понимании вещей и об истине.
Но и в этом случае наружность оказывается ОБМАНЧИВОЙ.
Ученые учат, чтобы получать деньги,
и стремятся не к мудрости, а к ее видимости и к кредиту, который она дает.
Учащиеся учатся не для того, чтобы приобретать знание и проникать в глубь вещей, а чтобы можно было болтать и делать важный вид.
Каждые тридцать лет выступает на сцену новое поколение, молодое и неопытное. Оно ни о чем не знает и только хочет суммарно и как можно скорее поглотить результаты тысячелетиями накопленного знания, чтобы затем быть умнее всех предшествующих поколений. С этою целью оно направляется в университеты и хватается за книги, притом непременно за самые новые, ему современные и с ним одно-возрастные.
Главное, всё покороче и всё только самое новое, как ново и оно само.
А затем оно смело начинает изрекать свои суждения.
Учения прямо с хлебными целями я здесь еще вовсе не принял в расчет.
* * *
Учащиеся и образованные всех родов и всякого возраста обыкновенно ищут только ЗНАНИЙ, А НЕ ПОНИМАНИЯ.
Все их честолюбие направлено на то чтобы иметь сведения обо всем, обо всех камнях, или растениях, или битвах, или опытах, в особенности же обо всех книгах.
Что ЗНАНИЕ есть не более как средство для понимания, САМО ЖЕ ПО СЕБЕ ИМЕЕТ МАЛО ЦЕННОСТИ ИЛИ НЕ ИМЕЕТ НИКАКОЙ, это им не приходит в голову,
тогда как для философского ума сознание этого, напротив, является характерным.
Слыша об огромной учености таких всезнаек, я иногда говорю себе: КАК МАЛО ЕМУ ПРИХОДИЛОСЬ ДУМАТЬ, ЕСЛИ ОН ТАК МНОГО МОГ ЧИТАТЬ.
Даже насчет Плиния Старшего, когда о нем повествуется, что он постоянно читал или заставлял себя читать — за столом, во время поездок, в бане, — мне назойливо приходит в голову вопрос:
НЕУЖЕЛИ У ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА БЫЛО ТАК МАЛО СОБСТВЕННЫХ МЫСЛЕЙ, ЧТО ЕМУ БЕСПРЕРЫВНО ТРЕБОВАЛОСЬ ВЛИВАТЬ В СЕБЯ ЧУЖИЕ,
как вливают в человека, крайне изнуренного, консоме, чтобы поддержать в нем жизнь.
И действительно, как его некритическое легковерие,
так и его невыразимо противный, трудно понимаемый, отрывистый слог записной книжки
совершенно не могут дать мне сколько-нибудь высокого мнения о его способности к самомышлению.»
Артур Шопенгауэр, «Об учёности и учёных»