Где царит свобода слова и потому меня там забанили.
И вот там одна подсказка про то, что я никак не могу объяснить про то, что мы обречены на повторение пройденного, елси не изменимся сами. Наша жизнь это продолжение наших мыслей и действий и мы в этом кругу второе столетье болтаемся, а то и третье, если считать зачатки при Екатерине-Павле, а проявление при Наполеоне.
Некоторые упрощают про то, что не надо плевать мимо урны, это тоже так, но это как объяснять математику, где есть всего две цифры — пять и восемь. Они необходимы, но недостаточны.
Но что я, обратимся к авторитетам:
«Поминутно жалуются, что у нас нет людей практических; что политических людей, например, много, генералов тоже много; разных управляющих, сколько бы ни понадобилось, сейчас можно найти каких угодно, — а практических людей нет. По крайней мере, все жалуются, что нет. Даже, говорят, прислуги на некоторых железных дорогах порядочной нет; администрации чуть-чуть сносной в какой-нибудь компании пароходов устроить, говорят, никак невозможно.
Там, слышишь, на какой-нибудь новооткрытой дороге столкнулись или провалились на мосту вагоны; там, пишут, чуть не зазимовал поезд среди снежного поля: поехали на несколько часов, а пять дней простояли в снегу.» — узнаваемо? Все во всем разбираются, бумаги перекладывают, по выслуге лет на синекурах кого только нет))
И далее, про отрицательный отбор управляющих — «Изобретатели и гении почти всегда при начале своего поприща (а очень часто и в конце) считались в обществе не более как дураками, — это уж самое рутинное замечание, слишком всем известное.
Если, например, в продолжение десятков лет все тащили свои деньги в ломбард и натащили туда миллиарды по четыре процента, то уж разумеется, когда ломбарда не стало, и все остались при собственной инициативе, то большая часть этих миллионов должна была непременно погибнуть в акционерной горячке и в руках мошенников, — и это даже приличием и благонравием требовалось……
Итак, даже у наших нянек чин генерала считался за предел русского счастья и, стало быть, был самым популярным национальным идеалом спокойного, прекрасного блаженства.
И в самом деле: посредственно выдержав экзамен и прослужив тридцать пять лет, — кто мог у нас не сделаться наконец генералом и не скопить известную сумму в ломбарде? Таким образом, русский человек, почти безо всяких усилий, достигал, наконец, звания человека дельного и практического. В сущности, не сделаться генералом мог у нас один только человек оригинальный, другими словами, беспокойный.
Достоевский. Идиот.
Понравилось? Поделись с друзьями!